«Бессмертный полк» Зернов Владимир Иванович

В одной из Мценских школ, что на Орловщине, ему пророчили большое будущее. Товарищи по классу, учителя, без стеснения называли его профессором. И, надо признать, Володя Зернов был очень способным учеником. Любой предмет ему давался легко. Особенно любил точные науки: алгебру, геометрию. С большим уважением относился к химии, физике. А в свободные вечера парнишка зачитывался художественной литературой. Его одноклассники спешили на новый фильм, а он, уйдя подальше с глаз, до поздней ночи засиживался над понравившимися книгами. Читал всё. Читал запоем. Особенно его увлекала военная литература. Да и как могло быть иначе, если он с пеленок знал

об этой службе всё, что надобно знать сыну военного человека. Да и Иван Михайлович с Мельдой Андреевной больше отдавали предпочтение Володе. Родители души не чаяли в нём, хотя в семье был еще один сын Миша.

Родившись в один и тот же час, они мало чем походили друг на друга. Но задиры, жившие на их улице, с опаской поглядывали на братьев-близнецов. Эти сбитни умели постоять не только за себя, но и всегда спешили на помощь слабым. Не все любили в тогдашнем маленьком Мценске эту семью. Ребят дразнили офицерскими отпрысками, а они и не пытались кого-либо убеждать в том, что их отец, бывший царский офицер, добровольно перешел на сторону Советской власти.

— “История, дети, всё поставит на свои места”, любил поговаривать отец, — вспоминал Владимир Иванович, — среди большевиков есть порядочные люди.

Но как можно было доказать безграмотным рабочим, их детям, что и среди дворян есть люди, которым была дорога Россия, её судьба. А семья Зерновых относилась именно к этому сословию. Всего натерпелись в той жизни “барчуки”. Терпели и ждали. Ждали, что отца вот-вот должны арестовать. И этот час пришёл. Вот тогда-то и услышали они первые сочетания трёх странных букв, звучащих, как одно хлесткое слово ЧСР. Что обозначало — член семьи репрессированного. Долгие десятилетия оно сопровождало их по жизни. Эти три буквы стояли в их личных делах в школе, на фронте. Да и все последние годы они, как тень, преследовали Владимира Ивановича.

Как это ни странно, не затаил обиды этот человек. Не обозлился. Наоборот, когда ненавистный враг напал на СССР, а тогда ему было всего 16 лет, он всеми правдами и неправдами старался попасть в действующую армию. Но не смог. И только 6 августа 1943 года, пережив оккупацию, после освобождения Орла Владимир и Михаил добиваются своего. Им повезло. Командиры, видя их привязанность друг к другу, назначили братьев Зерновых в один пулеметный расчёт. Владимир стал первым номером, Михаил — вторым. В совершенстве зная и владея стрелковым оружием, отец время даром не терял, братья быстрее всех приноровились к военной дисциплине, уставам. Как орешки щёлкали те науки, которые вели офицеры. А потом была 250 стрелковая дивизия и их родной 922 полк. Не могли только знать братья, что в составе этих частей им придётся освобождать Брянщину и Брасовский район, в котором в последствии Владимиру Ивановичу доведётся проработать более сорока лет. Здесь он обзаведётся семьёй, вырастит двух сыновей, заимеет внучат.

— Жестокими ли были бои? — Владимир Иванович на некоторое время задумался. — Нет. После Орловско-Курской дуги немцы долго не могли очухаться. Отступая оставляли только заслоны. Но война есть война, и даже при маленьких стычках потери были неизбежны.

Почти через весь район прошагали братья со своим неразлучным “максимом”. А сколько раз, благодаря их мужеству, они выручали от неминуемой гибели своих товарищей-однополчан! До Гомеля в составе родственного расчёта прошёл рядовой Владимир Зернов. А потом было ранение и опять бои. Освобождал города Бобруйск, Минск… Но больше всего ему досталось на подступах к столице Белоруссии. На рубеже реки Сож эсэсовцы решили психической атакой утопить их батальон. И это им удалось. На занятом врагом берегу остался один расчёт Зерновых. Сзади — вода, впереди — поле, усеянное противотанковыми минами, и враг. Видя, что к расчёту не подойти, фашисты выдвинули вперёд танки, их экипажи до того обнаглели, что, повылазив из чрева машин, уселись на броню. Меткая пулемётная очередь срезает один экипаж. Не успел командир расчёта навести ствол на другой, как фашистов словно ветром сдуло. Вот тут-то и решили гитлеровцы смешать с землёй настырного пулемётчика. Стреляли почти в упор, и кто знает, как сложилась бы его судьба, не подоспей вовремя “катюши”. Их смертоносные залпы укротили врага, заставили отступить. Переправившиеся обратно бойцы только по видневшейся из земли плащ-палатке сумели определить место, где находился пулеметный расчёт. Спустя некоторое время братья были извлечены из-под приличного бугра чернозема. И если с Владимиром все обошлось благополучно, то у Михаила взрывом снаряда оторвало пятку. За удержание плацдарма, и этого не скрывали командиры, рядовой Зернов заслуживал самой высокой награды, но опять встали на пути те три буквы и ему вручают орден Славы третьей степени.

— А ведь мог, — Владимир Иванович улыбается, — и звезду Героя поносить.

Чуть поздней к этому ордену прибавляется орден Славы второй степени. Потом его награждают орденом Красной Звезды, разного достоинства медалями. Вместе с орденами были и ранения. Легкие, контузии он в счёт не берёт. Тяжёлых было два. Последнее получил на подступах к Кёнигсбергу, где и закончилась для рядового Владимира Зернова Великая Отечественная война. В 1946 году, пройдя курс лечения, вернулся Владимир Иванович в свой родной Мценск. Чуть окрепнув, несмотря на вторую группу инвалидности ветеран поступает в Орловский железнодорожный техникум, а после его окончания направляют молодого специалиста в тот район, который ему довелось освобождать от немецко-фашистских захватчиков. До 1991 года трудился Владимир Иванович дежурным по станции Брасово и вот уже прошло тринадцать лет, как он расстался с полюбившейся ему профессией. Но и здесь то и дело давали о себе знать те три буквы. На Харьковском направлении он работать мог, а когда дело касалось главного направления, выхода на Киев, Москву, то тут ему вежливо старались напомнить, что он член семьи репрессированного. Не стеснялись напоминать, что он, мол, пацаном, и надо же до такого додуматься, находился на оккупированной территории. А о войне — молчок…

Живёт на станции Брасово скромный, уважаемый соседями, бывшими коллегами человек. Часто, приходя на вокзал, садится он в тени красавцев-тополей и долго смотрит на проносящиеся мимо поезда. Они чем-то похожи на его прожитые годы. Такие же стремительные, с неожиданными поворотами, но всегда несущиеся вперед, на манящий зелёный огонёк светофора. Трудно узнать, о чем думает в эти мгновения Владимир Иванович, какие мысли одолевают его. Возможно в памяти всплывают те далекие огненные годы. Возможно родители, которые завещали ему жить честно, по совести. Всё может быть. Но самым главным, пожалуй, является то, что его не смогли сломить все невзгоды, унижения. Он до конца выполнил свой долг. И как бы его ни называли, он был, есть и останется настоящим человеком, которому никогда не была безразлична судьба его страны. Доволен ветеран и тем, что у него есть продолжатели. Сын трудится в Брянске машинистом тепловоза. Невестка несколько десятилетий отдала работе товарным кассиром. Выходит, что жизнь прожита не зря.

Н. Зайцев